Мещанство в литературе егэ

1. Тема мещанства в русской литературе.
2. Мещанство в лирике Маяковского.
3. Любовь и мещанство у Маяковского.
4. Мечта о настоящем подвиге и новой жизни.

Тема мещанства, быта, существования людей в повседневной, обыденной жизни интересовала многих русских писателей. Многих авторов, начиная от Пушкина и заканчивая современными писателями, интересовала та “тина мелочей”, которая захлестывает человека, часто без его воли, и заставляет жить по ее законам. Мещанство убивает духовность человека, затягивает своей пошлостью и повседневностью,

убивает в нем стремление развиваться и идти дальше в своем духовном развитии. Зачатую человек сам не осознает, что оказался заложником своего быта, подчинил свою жизнь и интересы простому мещанскому комфорту и не замечает, что оказался его рабом.

Немногие могут осознать это самостоятельно, и уж тем более немногие могут что-то исправить в своей жизни. Только посмотрев на жизнь как бы со стороны человек в состоянии оценить то, что в ней происходит. Вот почему так много писателей, поэтов обращались в своем творчестве к теме мещанства.

Они хотели показать человеку те удушающие условия, в которых

он живет, хотели заставить человека по-другому относиться и к своей жизни и к своей душе.
Одним из таких поэтов без сомнения был и Владимир Владимирович Маяковский. Мещанское существование было для него абсолютно неприемлемым, он всячески пытался бороться с ним и создавал для этого интересные и необычные образы.
Маяковский ненавидел тихую, обывательскую жизнь. Она ассоциировалась у него с буржуазным обществом. Борясь за “светлое завтра”, он активно включается в критику нового, советского обывателя. Он видит в этом, прежде всего, “пережитки” прошлого.

Вместе с тем Маяковский очень точно уловил вневременную сущность обывателя и мещанина, показал характерные приметы этого типа, присущие именно двадцатым годам XX века. “Жизнь прекрасна и удивительна!” – писал Маяковский в поэме “Хорошо”. Но он же не уставал напоминать о том, что еще “очень много мерзавцев ходят по нашей земле и вокруг”. Именно поэтому сатира должна носить воинствующий характер. Маяковский издевался над “обличителями”, которые, отважившись на сатирический выпад, тут же спешили подсластить его: “Обличитель, меньше крему, очень темы хороши.

О хорошенькую тему зуб не жалко искрошить”. “Грозный смех” – так назвал Маяковский сборник своих сатирических произведений. Сатирические произведения двадцатых годов поражают своим тематическим разнообразием. Кажется, нет такого отрицательного явления, которое не попало бы под перо поэта-сатирика: новый буржуй, хулиган, сплетник, ханжа, развратник, пьяница, очковтиратель, трус, советский вельможа…

Но в основе всего этого лежит ненавистное поэту “мурло мещанина”. Маяковский подчеркивает бессмертие этого типа людей, они умеют приспособиться к любой эпохе: “Наскоро оперенье сменив, и засели во все учреждения”. Мещанин подобен клопу (не случайно так называется одна из сатирических поэм Маяковского), он легко перенимает внешние приметы нового: жену называет “товарищ Надя”, заменяет икону на портрет Маркса в красной рамочке, но интересы у него такие же мелкие и Ничтожные, что и во все времена.

Разговаривает бюрократ-мещанин только о прибавке в жалованье и о модных “галифищах”. Под стать такому супругу и жена, которая мечтает о платье “с эмблемами”: “Без серпа и молота не покажешься в свете!”
В своих сатирических произведениях Маяковский очень часто использует гиперболу, продолжая традиции сатириков XIX века, прежде всего Гоголя и Салтыкова-Щедрина. Например, в стихотворении “Прозаседавшиеся” он как бы опредмечивает фразеологизм “разорваться пополам”. Его бюрократы действительно разрываются пополам и заседают сразу на двух заседаниях. “Делу” это не вредит, потому что на этих заседаниях решаются вопросы о покупке новой склянки чернил, а не важные для народа проблемы.
Интересно, как у Маяковского тема мещанства представлена в его любовной лирике. В основе поэмы “Облако в штанах” лежит любовная трагедия, лирический герой охвачен пламенем любви. Это чувство вселенского масштаба.

И в то же время любовь – это трагедия непонятности. Огромный, нескладный, “жилистая громадина”, лирический герой стонет и корчится от боли любви. Он готов на все ради любимой: “Буду безукоризненно нежный, не мужчина, а – облако в штанах”.

Но любимая предпочла спокойный мещанский уют. И протест против пошлой буржуазной любви выливается у лирического героя во всеобщее отрицание. Трагические ноты иступленного отрицания всего, звучащие в голосе гордого, восставшего против мира зла, мещанства и пошлости и одинокого в своей борьбе человека, усиливает мощь его протеста.
По мнению Маяковского, подняться над “тиной мелочей”, вырваться из гнета мещанства можно только через каждодневные подвиги. Поэт открыто восхищается героями, бросившим вызов повседневности и занявшимися строительством новой жизни… романтическая мечта поэта о повседневном подвиге очень ярко выражена в стихотворении “Рассказ Хренова о Кузнецкстрое и о людях Кузнецка”. Строительство завода-гиганта и нового города происходит в страшных условиях – люди живут в мокрых землянках, голодают, но все они заражены мечтой о городе-саде:

Я знаю – город будет,

Я знаю – саду цвесть,

Когда такие люди

В стране советской есть!

Маяковского восхищает этот подлинный героизм. Он декламирует свою уверенность в неизбежности победы нового, победы героизма и духовной чистоты над пошлой обывательской жизнью и мещанством, которые всегда вели только к деградации моральному застою.

Прочитайте приведённый ниже фрагмент произведения и выполните задания В1—В7; C1, С2.

— Ну, Котик, сегодня ты играла, как никогда,  — сказал Иван Петрович со слезами на глазах, когда его дочь кончила и встала.  — Умри, Денис, лучше не напишешь.

Все окружили её, поздравляли, изумлялись, уверяли, что давно уже не слыхали такой музыки, а она слушала молча, чуть улыбаясь, и на всей её фигуре было написано торжество.

— Прекрасно! превосходно!

— Прекрасно!  — сказал и Старцев, поддаваясь общему увлечению.  — Вы где учились музыке?  — спросил он у Екатерины Ивановны.  — В консерватории?

— Нет, в консерваторию я ещё только собираюсь, а пока училась здесь, у мадам Завловской.

— Вы кончили курс в здешней гимназии?

— О нет!  — ответила за неё Вера Иосифовна.  — Мы приглашали учителей на дом, в гимназии же или в институте, согласитесь, могли быть дурные влияния; пока девушка растёт, она должна находиться под влиянием одной только матери.

— А всё-таки в консерваторию я поеду,  — сказала Екатерина Ивановна.

— Нет, Котик любит свою маму. Котик не станет огорчать папу и маму.

— Нет, поеду! Поеду!  — сказала Екатерина Ивановна, шутя и капризничая, и топнула ножкой.

А за ужином уже Иван Петрович показывал свои таланты. Он, смеясь одними только глазами, рассказывал анекдоты, острил, предлагал смешные задачи и сам же решал их и всё время говорил на своём необыкновенном языке, выработанном долгими упражнениями в остроумии и, очевидно, давно уже вошедшем у него в привычку: болыпинский, недурственно, покорчило вас благодарю…

Но это было не всё. Когда гости, сытые и довольные, толпились в передней, разбирая свои пальто и трости, около них суетился лакей Павлуша, или, как его звали здесь, Пава, мальчик лет четырнадцати, стриженый, с полными щеками.

— А ну-ка, Пава, изобрази!  — сказал ему Иван Петрович.

Пава стал в позу, поднял вверх руку и проговорил трагическим тоном:

— Умри, несчастная!

И все захохотали.

А. П. Чехов «Ионыч»

Со времен царствования Екатерины II, в России посредством губернской реформы 1775 года официально было утверждено образование нового социального слоя – сословия мелких собственников, горожан. Людей данного сословия стали именовать мещанами, с течением времени выработался и комплекс психологических качеств, присущих лишь представителям сословия. Отношение интеллигенции ХIХ века к типичному характеру представителей мещанства было негативным. Само слово «мещанство» стало нарицательным, определяющим ряд отрицательных черт в характере человека. Однако выражение «мещанское счастье», ставшее крылатым благодаря дилогии Н.Г. Помяловского, обнаруживает диалектическую трансформацию отношения современного социума к предмету под ним понимаемого, при сохранении однородности семантического поля понятия «мещанства».

В отечественной литературе тема мещанства  впервые стала предметом исследования в работе Р.В. Иванова-Разумника «История русской общественной мысли» (1906). Его линию продолжали В.А. Бачинин («Мещанство как социально-нравственная проблема», 1982 г.), А.И. Новиков («Мещанство и мещане: Против мелкобуржуазной философии жизни», 1983 г.). Из приведенного перечня источников видно, что тема не пользовалась популярностью у наших социологов, культурологов.

Р.В. Иванов-Разумник называет первую половину XIX в. эпохой официального мещанства, которое возвело в добродетель «покорность, смирение, отсутствие личности, беспрекословное подчинение» [10], дало материал для исследования представителя «середины» человечества. В качестве иллюстрации автор ссылался на комедию А.С. Грибоедова, признавая за последним первенство в осмыслении роли «среднего человека» в обществе. В образе Молчалина Грибоедов отметил два важнейших «таланта» – «умеренность и аккуратность», ставшие визитной карточкой любого мещанина: «В лице ни тени беспокойства, / И на душе проступков никаких». Обыватель Молчалин стал отправной фигурой в размышлениях о мещанстве А.И. Герцена («Концы и начала») и М.Е. Салтыкова-Щедрина («Господа Молчалины»).

Мещанство характеризуется постоянной попыткой установить систему личностных отношения, создающих некоторый комфортный мир, бастионы локализма, центры циркуляции дефицита, системы взаимных услуг и т. д. Оно часто осуждается за отсутствие духовности, отказ в политических и нравственных движениях, за приверженность утилитаризму, отсутствие интереса к вершинам культуры и т. д.

В словаре С. И. Ожегова читаем: «мещанство, -а, ср. 1. В царской России: сословие мещан, мещанское звание. 2. Психология и поведение мещанина (во 2 знач.). прил. мещанский, -ая, -ое. Мещанское звание. Мещанские взгляды» [2]. В  первой четверти XIX в. понятие «мещанства» официально приобретает дополнительное значение, метафоризируется по признакам общим для представителей разных сословий и перестает служить характеристикой исключительно сословной принадлежности.

В стихотворении «Моя родословная» (1830) А.С. Пушкин несколько иронически писал:  «Я грамотей и стихотворец, / Я Пушкин просто, не Мусин, / Я не богач, не царедворец, / Я сам большой; я мещанин». Поэт, именуя себя «мещанином», подчеркивает особое положение человека труда, контекст не предполагает отрицательных коннотаций, не выходит за рамки социального истолкования термина. Поэт не использует термин «мещанство» в своих произведениях для обозначения обывательской ограниченности. Но в романе «Евгений Онегин» (1830) Пушкин показывает не роскошь и блеск светского общества, а однообразие и скуку, обличает дендизм, развивая идеи Грибоедова о приверженности «света» к словесным и поведенческим клише, уподобляющим аристократическое общество толпе. Воплощением светского обывателя в романе становится некий N.N. – «усредненный человек». Он не имеет индивидуальных черт и даже не заслуживает имени. «Кто странным снам не предавался, / Кто черни светской не чуждался / Кто в двадцать лет был франт иль хват, / А в тридцать выгодно женат; / Кто в пятьдесят освободился / От частных и иных долгов, / Кто славы, денег и чинов / Спокойно в очередь добился, / О ком твердили целый век: / N.N. прекрасный человек» – данный портрет иллюстрирует тип рядового представителя светской черни. А.С. Пушкин создает модель жизненного пути, в котором просматриваются признаки духовного мещанства.

В статье «О детских книгах» (1841) В.Г. Белинский определил «мещанство» с негативной стороны «…есть еще середина, которая… часто бывает хуже крайностей…» Это сословие, «которое на низшее смотрит с благородным презрением и чувством собственного достоинства, а на высшее с благоговением. Оно изо всех сил хлопочет быть их верною копиею; но назло себе остается каким-то средним пропорциональным членом, с собственною характеристикою, которая состоит в отсутствии всякого характера, всякой оригинальности, которую всего вернее можно выразить мещанством во дворянстве» [12]. Наиболее полно формулу мещанства дал Н.Г. Помяловский в дилогии «Мещанское счастье», «Молотов» (1861).

Повести «Мещанское счастье» и «Молотов» объединены единым героем – разночинцем Молотовым. В первой повести главный герой – Егор Иванович Молотов – предстает перед читателем наивным романтиком, мечтающим о справедливом устройстве мира. Молодой человек полагает, что помещик Обросимов, которому он служит, доверяет ему, видит в нем равного себе. Однако в дальнейшем оказывается, что между помещиком и его управляющим, «плебеем и барином», разверзлась пропасть межсосоловных противоречий – Молотов был мещанского происхождения. Это обстоятельство лишает героя романтических иллюзий. Отныне он раздумывает над тем, чтобы найти свое место в обществе, добиваться моральной и, главное,  материальной независимости.

Повесть «Молотов» репрезентирует героя спустя десять лет. За это время Молотов достиг всего того, о чем мечтал. Но симпатию вызывает то, что он не доволен собой, материальное благополучие не приносит морального удовлетворения. Герой как бы раздваивается между своим нынешним «сытом» положением в обществе и идеалами юности.  С одной стороны, он гордится тем, что «никогда ничего не крал, ни от кого не получал наследства». «У меня, – говорит Молотов, – нет ничего подаренного, найденного, заработанного чужими руками. Все, что у меня есть в комодах, на плечах, в кармане – все добыто моей головой и руками. Ни материально, ни морально я ни от кого не зависим. Меня судьба бросила нищим, я копил, потому что жить хотел, и вот добился же того, что сам себе владыка». Но вместе с тем в словах героя звучит сожаление, попытка оправдать собственное накопительство: «меня судьба бросила нищим…».

Молотов понимает, что где-то существует иная жизнь, освещенная высокими идеалами и наполненная смыслом. Это сознание вызывает у героя недовольство собой, горькие раздумья, сетования на судьбу. «Он осознает, что труд его бесполезен для общества. Он чувствует, что при других условиях он мог бы приносить людям действительную пользу. Но создать эти условия он не в состоянии» [5].

В первой книге Помяловский посредством диалога четы Обросимовых критикует слабые стороны мещанства, частично подтверждая точку зрения В. Г. Белинского. Автор признает факт серединного состояния мещанства, однако замечает, что «антипатия родной грязи, которую человек только что успел от себя отскрести», присуща не только мещанам, но и «дворянам, и купцам, и семинаристам – отвернувшимся от своих собратий». «Как не возбудиться всей желчи, когда зло, понятое вами и отвергнутое, вы видите в самых дорогих вам людях… При помощи подлостей и мерзостей [отца] сын усваивает гуманные начала». Тему мещанства Помяловский связывает с темой невежества, то есть отсутствием достаточного образования, формирующего нравственное сознание человека: «У нас только дворяне, изредка поповичи, да дети чиновников получают сносное образование. Массы костенеют в неисходном невежестве. Надо не пять, а двадцать надобно университетов». Таким образом, категория мещанства выходит за границы сословного определения, вырастает в художественное обобщения о социуме в целом.

Временами, особенно в тех случаях, когда речь идет о мещанстве как о сословии, автор весьма доброжелательно относится к своему герою – Молотову, который «был происхождения темного, мещанского» но да тех пор, пока «плебейское происхождение» не смущало его. Гораздо более критично автор относится к чиновничьей семье Дороговых, становлению мещанского счастья которой отводит много страниц. Заглядывая в окна такого семейства, расположенной в одном из петербургских доходных домов с высоким забором, прохожие завидуют сытому благополучию; но они не знают об истории этого оазиса усредненной и самодовольной жизни. Опасные пределы мещанского счастья Дороговых обозначены в реплике отца семейства Игната Васильича: «Антонелли, Кавур, Виктор-Эммануил <…>  а пропадай они совсем –  мне-то что до них за дело? Вот честное слово, провались Италия сквозь землю, я и не поморщусь <…>  О, Надя, меньше читай; я тебе это не раз говорил и еще много раз буду говорить. Станешь зачитываться –  забудешь добрую нравственность, потеряешь веру, уваженье к родителям и старшим, появится вольнодумство, недовольство собою и всеми людьми… Книги ведут к размышлению… это-то и худо… покажется, что надо жить не так, как живешь, а отсюда неповиновение и разврат».

Молотов, сблизившись с семьей Дороговых, попал под очарование этой «мирной» (слово, которое выступает в повести сквозной метафорой иронии автора) семейной жизни. В конечном счете, Молотов отказывается от голодной судьбы радикального разночинца, отдавая предпочтение «мирному» существованию. «Были когда-то, – говорит Молотов своей невесте Наде Дороговой – побуждения иные, высшие, а теперь приобретать хочется, копить, запасать и потреблять. Не поэтично, но честно и сытно. Честная чичиковщина настала, и вот сознаю, что я тоже приобретатель… Что же делать, не всем быть героями, знаменитостями, спасителями Отечества. Пусть какой-нибудь гений напишет поэму, нарисует картину, издаст закон – а мы, люди толпы, придем и посмотрим на все это… Иначе простым людям жить нельзя на свете… Неужели запрещено устроить простое мещанское счастье?»

Повесть завершается печальными словами автора-повествователя: «О, господи, не накажи меня подобным счастьем, не допусти успокоиться на том, мирном, безмятежном пристанище, где совершается такая жизнь!». Отсюда и горькие слова, в финале дилогии: «Эх, господа, что- то скучно…».

Таким образом, благодаря усилиям сначала Белинского, а затем и Помяловского, в термин «мещанство» стали вкладывать определенный морально- этический и эстетический смысл, характеризуя им миропонимание и поведение, типичные для мещанского сословия.

Любопытно, что на откровенные речи Молотова Анастасия Дорогова отвечает молчанием. Она пресыщена мещанским существованием, мечтает об иной, более высокой жизни. В ее молчании автор вложил разочарование. Ведь девушка в благополучной семье получила возможность посредством чтения Гете испытать чувство романтического томления, под влиянием этого чувства вступила в борьбу за свое будущее супружеское счастье, но, увы, объект, призванный воплотить в ее глазах борца за свободу и «жизнь, овеянную высокими идеалами», отрекся от тернистого пути, избрав «мещанское счастье».

В диссертационной работе М.В. Селеменевой «Проблема мещанства и ее художественное решение в творчестве Е. И. Замятина» (2003г.) проза М. Горького приводится в качестве первого примера, где излагаются константы антагонистичных мировоззрений: «человеческого» и «мещанского». «Первым, кто после А.И. Герцена поднял этот вопрос на уровень философских обобщений, был М. Горький. Критерием нравственного потенциала своих персонажей писатель считал активность, способность противостоять «свинцовым мерзостям жизни». Уже в раннем творчестве Горького заявлен острый конфликт двух различных мировоззренческих позиций «Человека» и «мещанина». Суть этой антитезы выразительно сформулирована в одном из ранних произведений – «Песне о Соколе» (1894)».

Сокол как воплощение высокого духовно-душевного потенциала Человека и Уж, как аллегорическое представление сущности мещанина, привязанный к телесной оболочке, ценящий только «пищу» и «опору живому телу». Базовыми понятиями его философии можно назвать постоянство: «Ну что же – небо? … Мне здесь прекрасно…тепло и сыро!» и ограниченность: Земли творенье – землей живу я!». По мнению исследовательницы, серьезным  открытием М. Горького типа «мещанина» является драматическое произведение, само название которого достаточно определенно обозначает объект авторского интереса, – «Мещане» (1901)» /10/.

Революция еще больше усилила критику мещанства в русской литературе. Например, для В.В. Маяковского мещанство абсолютно неприемлемо, в борьбе с ним он использовал сатиру, подобно Грибоедову и Гоголю. Однако сатира Маяковского носила жесткий, воинствующий характер – «штык и кнут» для врагов, ибо «очень много мерзавцев ходят по нашей земле и вокруг». Сборник своих сатирических стихотворений Маяковский назвал «Грозный смех» (1932г.).

Тихая, обывательская жизнь была ненавистна Маяковскому, т.к. напоминала «пережитки» прошлого буржуазного общества. В борьбе за «светлое завтра», поэт  активно критиковал нового, советского обывателя, разоблачал и высмеивал  его всюду: в крупном и мелком, в быту и искусстве, среди части современной ему молодежи. Поэт полагал своим долгом «реветь медногорлой сиреной в тумане мещанья, у бурь в кипеньи». Маяковский полагает: мещанство способно приспосабливаться к любой эпохе: «Наскоро оперенье сменив, и засели во все учреждения». Образ мещанина в сознании поэта сводится к клопу (поэма «Клоп»), он легко перенимает внешнюю новизну: жену называет «товарищ Надя», икону заменяет на портрет Маркса в красной рамочке, но мелкие и ничтожные интересы сохраняются во все времена. Бюрократ-мещанин беседует только о прибавке в жалованье и о модных «галифищах». Под стать такому супругу и жена, которая мечтает о платье «с эмблемами»: «И мне с эмблемами платья. / Без серпа и молота не покажешься в свете!/ В чем / сегодня /буду фигурять я /на балу в Реввоенсовете?!» Маяковский точно уловил вневременную сущность, показал характерные приметы обывателя и мещанина, присущие именно двадцатым годам XX века.

В восприятии и литературной интерпретации мещанства определенный перелом наступает после Великой отечественной войны. Уставшее, замученное поколение искало «тихой» жизни.   К 1960-м годам понятие «мещанское счастье» перестало оцениваться как исключительно негативное. После военных потрясений люди стали ценить мирный образ жизни, желали спокойствия и семейных радостей. В этом отношении рубежным можно считать стихотворение Б.А. Слуцкого (участника войны) «Мещанское счастье». Оно служит выражением надежды обнищавшего народа на мир: «Счастьице, перешившее шинель в пальто». Автор наполняет понятие «мещанского счастья» новой семантикой.

Для сравнения приведем семантическое поле понятия «мещанское счастье» в повести «Молотов»: громадный дом, светлые, чистые, тихие комнаты, круглый стол, мирное счастье, дети, кружевные пеленки, уединенность, доход, запас (денег), наследство, карьера, благосостояние, довольство, наслаждение, хозяйство, сытность, честный труд, шляпа, пальто, портмоне, узоры, тонкий шелк и.тд. Семантическое поле «мещанского счастья» в стихотворении Б. Слуцкого наполняется менее роскошными вещами: «простенькое счастьице», микрокосмос, спокойная, вольная жизнь, «готовое платьице», «пара папирос», «перешитая шинель в пальто», следование моде. Поэта волнует тема тихой, стабильной жизни от рождения до пенсионного возраста. Понятие счастья не претендует на  ценности и идеалы, пропагандируемые государством в эпоху СССР, однако чувствуется влияние советской социалистической культуры идеализированного мировосприятия в последних строках стихотворения: «Ну и что же? Все же это – счастье./ За него, что стоит – заплачу./ Обозвать его мещанским – / не хочу!». Отрицание самого понятия «мещанское счастье» обусловлено  требованием морально- политического единства в СССР, послевоенная политика по-прежнему отвергает «мещанство», а литературная цензура не приемлет «инакомыслия».

В 1990 году – на закате эпохи СССР – в связи с ослаблением идеологического пресса на литературу в свет выходит постмодернистское стихотворение Т. Кибирова «Послание Ленке», начинающееся с призыва: «Леночка, будем мещанами!» /9/.  Данный призыв знаменует кардинальную перемену художественного сознания в отношении к понятию мещанства. Поэт заявляет об иллюзорности жизни во имя высоких идеалов: «Соколы здесь, буревестники все, в лучшем случае – чайки / мчатся на выстрел, сами стреляют и режут». Мещанский образ жизни противопоставлен социальным волнениям революции, «завыванью за окнами блоковской вьюги», противопоставлен советскому идеальному образу жизни: «Только б хватило нам сил удержаться на этом плацдарме,/ на пятачке этом крохотном твердом средь хлябей дурацких,/ среди стихии бушующей, среди девятого вала/ канализации гордой, мятежной, прорвавшей препоны/и колобродящей семьдесят лет на великом просторе,/ нагло взметая зловонные брызги в брезгливое небо,/злобно куражась».

Таким образом, благодаря проведенному исследованию, обнаружилось, что тема мещанства в русской литературе обладает динамическим смыслом. Можно сказать, что она совершает смысловой круг. От слегка иронического освещения темы у Пушкина до негативного отображения ее у Грибоедова. У Помяловского доминирует осуждение и неприятие «мещанского счастья». Здесь «мещанское счастье» – это уже внесословная, обобщенная формула определенного способа жизни.  Негативное отношение к этому социальному явлению в русской литературе сохраняется долго, более того, оно усиливается в революционную эпоху. И лишь в 60-е годы ХХ века встречаются попытки добродушного восприятия темы. В стихотворении Т. Кибирова тема возвращается к своему началу, но на уровне нарочитого позиционирования ценности личной жизни и демонстративного отказа от  поиска бытийного смысла.

Библиографический список

1. Гусейнов А. А. Этика. Мещанство [Электронный ресурс]: персональный сайт Н. И. Козлова – Режим доступа: http://nkozlov.ru/library/s45/d4169/ ?resultpage=20#.VXFrF8_tmkq (дата обращения: 05.06.2015).
2. Толковый словарь русского языка/ под ред. С. И. Ожегова. – 3-е изд. – М.: Флинта, 2011. – 480 с.
3. Энциклопедия философских терминов онлайн. [Электронный ресурс]:  электр. изд. OnlineDics.ru. Режим доступа: http://www.onlinedics.ru/slovar/ fil/n/meschanstvo.html  (дата обращения: 05.06.2015).
4. Якушин Н. И. Талантливый и суровый реалист./ Н. И.  Якушин // Советская Россия. – 2014. – С. 5-24. Рец. на кн.: Н.Г. Помяловский. Избранное. – М., 1980. 530 с.
5. Писарев Д. И. Сочинения. В 4 т., Т. 3. – М.: Государственное издательство художественной литературы, 1956. – 187 с.
6. Помяловский Н. Г. Избранное. – М.: Советская Россия, 1980. – с. 530
7. Ленин В. И. Полн. собр. сочинений. В 37 т., Т. 36. С. 144. – М.: Политиздат, –363 с.
8. Слуцкий Б. А. Собрание сочинений. В 3 т., Т. 2. [Электронный ресурс]: офиц. сайт.  Режим доступа: http://coollib.com/b/271056/read (дата обращения: 05.03.2016).
9. Кибиров Т. Кто куда – а я в Россию… / Т. Кибиров // Кто куда – а я в Россию… – М.: Время, 2001. –  С. 31-512.
10. Иванов-Разумник Р.В. История русской общественной мысли/ Р.В. Иванов-Разумник История русской общественной мысли. В 3 т., Т. 1, 3-е изд. дополненное. – Санкт-Петербург: Типография М. М. Стасюлевича,1911. – 414 с.
11.  Селеменева М. В. Проблема мещанства и ее художественное решение в творчестве Е. И. Замятина: дис… канд. филол. наук: 61:04-10/266-6 10.01.01 / М. В. Селеменева. – Елец: Елецкий гос. ун-т, 2003. – 208 c.
12.  Белинский В. Г. О детских книгах [Электронный ресурс]: офиц. сайт. – Режим доступа: http://mreadz.com/new/index.php?id=360497&pages=2 (дата обращения: 25.03.2016).

Количество просмотров публикации: Please wait

Все статьи автора «Yulya Domysheva»

Просмотров: 9374