Сочинение возврат к пушкину

Обновлено: 11.03.2023

Конечно, я знаком с творчеством Александра Сергеевича Пушкина. Поэт и писатель он великий, и в моей жизни он занимает особое место, читая его произведения понимаю, что его популярность не знает границ. С А. С. Пушкиным я познакомился еще с детства, когда читал такие сказки как: «Сказка о золотом петушке», «Сказка о царе Салтане», » Сказка о рыбаке и рыбке». Уже в юном возрасте осознавал, что это далеко не единственные произведения великого писателя. Позже мы проходили произведения Пушкина в школе.
В то время, когда мы проходили роман «Евгений Онегин», который был написан в стихах, не имеющий аналогов в мире и по сей день, то есть с момента смерит Пушкина прошло сто семьдесят шесть лет и ни один человек в мире не смог этого повторить. Гениальность Пушкина неоспорима. И Это не единственное чем я восхищаюсь.
В заключении своего сочинении хочу сказать, что Пушкин- гениальный поэт, драматург, прозаик и второго такого человека существовать не может. Пушкин оставил в моей жизни огромный отпечаток.

Конечно, я знаком с творчеством А. С. Пушкина. Он великий поэт и писатель. В моей жизни он занимает особое место: читая его произведения, понимаю — вот кладезь ума, вот где истинные картины жизни русского народа!
С работами А. Пушкина я знаком с детства, когда сначала мама, а потом я уже сам читал его сказки: «Сказку о золотом петушке», «Сказку о рыбаке и рыбке», «Сказку о царе Салтане, сыне его Гвидоне и прекрасной царевне-лебеди». Уже тогда, ещё будучи малышом, я понимал, что на этом моё знакомство с творчеством поэта не закончится, надеялся, что у него есть ещё много замечательных творений, с нетерпением ждал, когда пойду учиться в школу.

И мои надежды сбылись: я познакомился с другими, не менее замечательными произведениями, из которых многие герои стали моими друзьями.

К тому времени, когда мы изучали роман в стихах «Евгений Онегин», прошло сто семьдесят шесть лет с момента смерти Пушкина, но до сего времени никто не смог написать, создать ничего, похожего на это произведение, и это ещё раз подчёркивает уникальность таланта А. С. Пушкина. И это не единственное, чем я восхищаюсь в этом человеке.

В заключение своего сочинения мне хочется сказать, что Пушкин — гениальный поэт, драматург, прозаик, и второго такого человека нет и не может быть!

(Думаю: 1 — что Ваше последнее предложение — это возврат к началу Вашего сочинения, то есть повторение, поэтому не советую заканчивать им работу;
2 — тут не выделились абзацы, попробую их обозначить, написав начальные слова каждой «красной» строки:

Коряво и топорно, куча стилистических ошибок.
Стиль казённо- детский.
Обкатайте предложения, уберите лишнее и на четвёрку потянет.

Александр Сергеевич Пушкин родился 6 июня 1799. Всем, от мала до велика, знакомо творчество великого русского классика. Кто в детстве не слушал знаменитые сказки о царе Салтане, о золотом петушке, о мертвой царевне, о рыбаке и рыбке. Все они красивые, добрые и наполненные огромным смыслом. Как говорится «сказка ложь, да в ней намёк». Пушкинские сказки учат нас вере в лучшее. Что не волшебством или богатством достигается счастье. Что чистота души, верность данному слову трудолюбие и доброта будут вознаграждены.

Александр Сергеевич – основоположник русской реалистической литературы. Его произведения заставляют верить в любовь, дружбу, верность и честь, и в то, что зло будет наказано. Произведения проникнуты высокой человечностью и гуманизмом, народностью, огромным идейным богатством и одновременно предстают перед нами в совершенной художественной форме.

Стихотворения Пушкина отражение красоты и эстетики. Они переполнены сопереживанием с героями, нежностью и искренностью. Они волнуют душу трепетными словами, полны любви и благоговения, света и спокойствия.

Моё любимое стихотворение у великого Александра Сергеевича — «Я вас любил. «. Это стихотворение гениально и просто. В спокойной и грациозной форме автор передал нам чистоту любовного переживания.

Читая произведения Пушкина, можно забыть обо всём на свете. Его слова увлекают за собой в мир благородных героев, искренних чувств и самопожертвования. Пушкин в своих произведениях также воспевал природу. Стихотворения проникнуты любовью к родной природе. Простые и доступные образы делают лирику поэта незабываемой. Они то навевают грусть, то радость и оптимизм. В каждой строчке поэта контраст и гармония одновременно.

Вклад великого классика в мировую культуру огромен. Одновременно он с поразительной художественной глубиной выражает национальные особенности российской культуры. Существенную роль в творчестве поэта занимает свобода. Пушкин был декабристом. Александра Сергеевича Пушкина постоянно волновала тема свободы и судьба Родины. О судьбе России Пушкин писал в оде «Вольность».

Пушкинские герои свободолюбивы. Но свобода в творчестве поэта одновременно возвышенный идеал и трагическая проблема. Любовь к Родине и свобода заняли достойное место в многостороннем творчестве поэта.

который надвигался на Пушкина при жизни и торжествовал свои триумфы в «разливанном море» 60-х—70-х годов. Пушкин поставлен на свое место, — и место это, первого русского поэта, утверждено за ним. Но это всероссийское признание, торжественное и национальное, почти государственное, — наконец, признание литературное и ученое, — не то, о чем мечтается и что нужно; нужно не ему, а нам. Хочется, чтобы он вошел другом в каждую русскую семью, стал дядькою-сказочником для русских детей, благородным другом-джентльменом молодых матерей, собеседником старцев. Все это возможно. Для каждого возраста Пушкин имеет у себя нечто соответствующее, и мысль о разделении Пушкина и раздельных его изданиях «для детей», для «юношества» и для «зрелого возраста» — приходит на ум. Но это уже техника, и мы ее оставляем в стороне. Вот этого «под кровом домов» — ужасно мало. «Под кровом домов» скорее живут Лермонтов и Гоголь, всякая мельчайшая вещица которых бывает прочитана русским даровитым мальчиком и русскою даровитою девочкою уже к 12 и самое позднее, к 15 годам. Между тем как пушкинские «Летопись села Горохина» или «Сцены из рыцарских времен» неизвестны или «оставлены в пренебрежении» и многими из взрослых. Дивные вещицы из его лирики, как мы неоднократно убеждались из расспросов, из разговоров, — остаются неизвестными или тускло помнятся, с трудом припоминаются, даже иногда корифеями литературы, не говоря о «людях общества». Пушкин скорее пошел в детальное изучение библиофилов. Вот они спорят и препираются о каждой его строчке. Но эти великие «корректоры текста» скорее мешают введению его под кровы домов.

Нет удобных изданий Пушкина. Чтоб «взять Пушкина с полки», нужно иметь хороший рост, да и здоровенные руки: академические томы изломают руки, изломают иститутке, гимназистке, мальчику. Студент ни за что их не возьмет в руки по «превосходительной учености»; «Петя 11 лет» ни за что не отыщет в десяти толстых томах, с грудами примечаний и вообще ученой работы, «своей дорогой сказочки» о царе Салтане или о работнике Балде. Ходких изданий совершенно нет. Нет «Пушкина», которого можно было бы «сунуть под подушку», «забыть на ночном столике», «потерять — не жаль», потерять «с милым на прогулке», — сунуть в корзину или в карман, идя в лес по грибы или ягоды. Наконец, нет изданий той чарующей внешности, которые покупаются за обложку. Наши виртуозы обложки. ни разу не коснулись волшебным пером своим «обложки к Пушкину». По-видимому, повинуясь господину всего, заказу, — они украшают обложки совершенно мертвенных и лишь претенциозных поэтов и прозаиков наших дней. Академии и большим издателям следовало бы давно утилизировать талант рисовальщиков в пользу Пушкина и других классиков.

Если бы Пушкин не только изучался учеными, а вот вошел другом в наши домы, — любовно прочитывался бы, нет — трепетно переживался бы каждым русским от 15 до 23 лет, — он предупредил бы и сделал невозможным разлив пошлости в литературе, печати, в журнале и газете, который продолжается в литературе, печати, в журнале и газете, который продолжается вот лет десять уже. Ум Пушкина предохраняет от всего глупого, его благородство предохраняет от всего пошлого, разносторонность его души и занимавших его интересов предохраняет от того, что можно было бы назвать «раннею специализацией души».

Гимназия — далеко от задач учености и научного отношения к вещам, в том числе — к литературе. Отроческий возраст и возраст первой юности — время эстетики, годы увлечений, а не «ума холодных наблюдений», которыми его преждевременно и по-старчески пичкает чиновное Министерство. Вот если бы этим годам увлечения, да нашего русского увлечения, самозабвенного, даны были «в снедь» всего три писателя, только три — Пушкин, Лермонтов и кн. Одоевский 2 , — причем они в семь лет могли бы быть разучены со всем энтузиазмом Белинского, прилежанием Лернера 3 и любовью к минувшим дням Анненкова, — то и домы русские, и общество русское, и несчастная наша журналистика были бы предохранены от тысячи не только ложных шагов, но и шагов грязных, марающих. Но нашему Министерству просвещения «хоть кол на голове теши» — оно ничего не понимает. Ну, Бог с ним. Надежда — просто на отцов семьи, на матерей семьи. Пусть они воспользуются принципом педагогики: «не — многое, а — много». Пусть они предостерегают отрочество и юношество от литературной рассеянности: один Пушкин — на много лет, вот лозунг, вот дверь и путь.

Пушкин — это покой, ясность и уравновешенность. Пушкин — это какая-то странная вечность. В то время как романы Гете уже невозможно читать сейчас, или читаются они с невыносимым утомлением и скукою, «Пиковую даму» и «Дубровского» мы читаем с такой живостью и интересом, как бы они теперь были написаны. Ничего не устарело в языке, в течении речи, в душевном отношении автора к людям, вещам, общественным отношениям. Это — чудо. Пушкин нисколько не состарился; и когда и Достоевский, и Толстой уже несколько устарели, устарели по самой нервозности своей, по идеям, по взглядам некоторым, — Пушкин ни в чем не устарел. И поглядите: лет через двадцать он будет моложе и современнее и Толстого и Достоевского.

Как он имеет в себе нечто для всякого возраста, так (мы предчувствуем) в нем сохранится нечто и для всякого века и поколения. «Просто поэт», как он и определял себя («Эхо»), — на все благородное давший благородный отзвук. Скажите: когда этому перестанет время, когда это станет «не нужно»? Так же это невозможно, как и то, чтобы «утратили прелесть и необходимость» березовая роща и бегущие весной ручьи. Пушкин был в высшей степени не специален ни в чем: и отсюда-то — его вечность и общевоспитательность.

Пушкин всегда с природою, и уклоняется от человека везде, где он уклоняется от природы. В самом человеке он взял только зверей, полубогу и полуживотному: вот — старость, вот — детство, вот — потехи юности и грезы девушек, вот — труды замужних отцов, вот — наши бабушки. Все возрасты взяты Пушкиным; и каждому возрасту он сказал на ухо скрытые думки его и слово нежного участия, утешения, поддержки. И все немногословно. О, как все коротко и многодумно! Пушкина нужно «знать от доски до доски», и слова его

есть завещание и вместе упрек нам: — его благородный, не язвительный упрек. Заметьте еще: ничего язвительного на протяжении всех его томов! Это — прямо чудо. А как он негодовал! Но ядом не облил ни одну свою страницу. Вот почему он так воспитателен и здоров для души. Во всех его томах ни одной страницы презрения к человеку. Если мы будем считать, что у него отсутствует, то получится почти такое же богатство, как если мы будем пересчитывать, что у него есть. Мусора, сора, зависти, — никаких «смертных грехов». Какая-то удивительно чистая кровь — почти суть Пушкина. И он не входит в «Курс русской словесности», а он есть вся русская словесность, но не в начальном осуществлении, где было столько «ложных шагов», а в благородной первоначальной задаче.

Мы должны любить его, как люди «потерянного рая» любят и воображают о «возвращенном рае». Но «хоть кол теши». Оставим. Купите-ка, господа, сегодня своим детишкам «удобного Пушкина» и отберите у них разные «новейшие произведения». Уберите и крепко заприте в шкаф, а еще лучше — ключ потеряйте. «Новейшие произведения» тем отмечаются, что польза от них происходит только тогда, когда их теряешь, забываешь у приятеля, когда их «зачитывают» или, наконец, когда какая-нибудь несгорающая «Анафема» (Л. Андреева) 4 наконец сгорает, хоть при пожаре квартиры.

Ну, довольно. Все эти мысли тоже «потерянного рая». К Пушкину, господа! — к Пушкину снова. Он дохнул бы на нашу желчь, — и желчь превратилась бы в улыбки. Никто бы не гневался «на теперешних», но никто бы и не читал их.

Пушкин — это покой, ясность и уравновешенность. Пуш­кин — это какая-то странная вечность. В то время как рома­ны Гете уже невозможно читать сейчас или читаются они с невыносимым утомлением и скукою, «Пиковую даму» или «Дубровского» мы читаем с такой живостью и интересом, как бы они теперь были написаны. Ничего не устарело в языке, в течении речи, в душевном отношении автора к людям, вещам, общественным отношениям. Это — чудо. Пушкин нисколько не состарился; и когда и Достоевский и Толстой уже несколько устарели, устарели по самой нер­возности своей, по идеям, по взглядам некоторым, — Пуш­кин ни в чем не устарел. И поглядите: лет через двадцать он будет моложе и современнее Толстого, Достоевского. Как он имеет в себе нечто для всякого возраста, так (мы предчувствуем) в нем сохранится нечто для всякого века и поколения. «Просто — поэт», как он и определил себя («Эхо») — на все благородное давший благородный отзвук. Скажите, когда этому перестанет время, когда это станет » не нужно»? Так же это невозможно, как и то, чтобы » утра­тили прелесть и необходимость» березовая роща и бегу­щие весной ручьи». Пушкин был в высшей степени не спе­циален ни в чем: и отсюда-то — его вечность и общевоспитанность.

Пушкин всегда с природою и уклоняется от человека везде, где он уклоняется от природы. В самом человеке он взял только природно-человеческое — то, что присуще мудрейшему из зверей, полу -богу и полу- животному: вот -старость, вот — детство, вот — потехи юности и грезы деву­шек, вот — труды замужних и отцов, вот — наши бабушки. Все возрасты взяты Пушкиным: и каждому возрасту он ска­зал на ухо скрытые думки его и слово нежного участия, утешения, поддержки. И все — немногословно. О, как все коротко и многодумно! Пушкина нужно «знать от доски до доски».

Купите-ка, господа, сегодня своим детям Пушкина и от­берите у них разные «новейшие произведения». Уберите и крепко заприте в шкаф, а еще лучше — ключ потеряйте. «Новейшие произведения» тем отмечаются, что польза от них происходит только тогда, когда их теряешь, забываешь у приятеля, когда их «зачитывают» или, наконец, когда ка­кая-нибудь несгорающая «Анафема» (Л. Андреева) наконец сгорает, хоть при пожаре квартиры.

К Пушкину, господа! — к Пушкину снова!

Ю. Айхенвальд Силуэты русских писателей

Ревет ли зверь в лесу густом,

Трубит ли рог, гремит ли гром

Поет ли дева за холмом —

На всякий звук

Свой отклик в воздухе пустом

Родишь ты вдруг.

Ты внемлешь грохоту громов

И гласу бури и валов,

И крику сельских пастухов —

И шлешь ответ:

Тебе ж нет отзыва. Таков

В самом деле, он — эхо мира, послушное и певучее эхо, которое несется из края в край, чтобы страстно отклик­нуться на все, чтобы не дать бесследно замереть ни одно­му достойному звуку вселенской жизни. Он больше отзы­вался, чем звал. Это именно потому, что он истинный поэт. Всеотзывная личность его была похожа на многострун­ный инструмент, и мир играл на этой Эоловой арфе, из­влекая из нее дивные песни. Великий Пан поэзии, он чутко слышал небо, землю, биение сердец — и за это мы теперь слушаем его.

Но быть эхом Вселенной не есть нечто пассивное и ме­ханическое: для того, чтобы ответить, надобно услышать. И в этом послушании миру сказывается глубокое мировоз­зрение, происходит свободный выбор. То, что он повторил, что навеки удержал из текучей хаотичности жизненного гула — это именно и есть то, что заслуживает бессмертия; как раз это и должно было остаться на свете, как раз эти чистые отклики и образуют мысль и музыку мира.

Это души и деяний, внутренних и внешних событий, про­шлого и настоящего, Пушкин в своей отзывчивости как бы теряет собственное лицо. Но божество тоже не имеет лица.

Сторукий богатырь духа, Пушкин в своем пламенном любопытстве, полный звуков и смятения, объемлет все, всех видит и слышит, каждому отвечает. Он сам сказал, что душа неразделима и вечна, и он оправдал это на себе. Ему — дело до всего. Как бы не зная границ и пределов, не ощущая далекого и прошлого, вечно настоящий, всюду сущий, всегда и всем современный, он в этой сверхпространственности и сверхсовременности переносится из страны в страну, из века в век, и нет для него ничего ино­земного и чужого.

Он верил в свои нравственные силы, себя уважал. И это находится в неизбежной связи с тем важнейшим фак­том человеческой и поэтической биографии Пушкина, что всегда он был самим собою. Такой подражающий, он в то же время ни для кого не был внушением — даже для самого себя; даже себя не порабощал, и никто и ничто его не гип­нотизировали. Пушкин никогда не насиловал своей души. И поразительно, до какой степени это мировое эхо было вместе с тем незаменимо, до какой степени этот всеподражатель был самодостаточен.

Пушкин — самое драгоценное, что есть у России, самое родное и близкое для каждого из нас; и оттого нам трудно говорить о нем спокойно, объективно, без восторга. Мы вспоминаем эту дорогую кудрявую голову, мы повторяем его стихи, мы знаем, что в степи мирской, печальной и безбрежной, есть неиссякаемый, животворный источник, где мы почерпаем все новые и новые возможности мыс­лить и чувствовать, где нам дается святое причастие кра­соты. Его стихи лепечут уста детей, и его же стихи, не по­кидаемые в стенах школы, на обязательных страницах хрестоматий, текут вослед за ними в продолжении всей нашей жизни и, «ручьи любви», навсегда вливаются в наши взрослые души. И так проходят годы, десятилетия, прошло столетие со дня его рождения и еще новые десятилетия, а сам он не проходит. Великий и желанный спутник, вечный современник, он идет с нами от нашего детства и до нашей старости, он всегда около нас и до нашей старости, он всегда откликается на зов нашего сердца, жаждущего пре­красных откровений. Какое счастье.

Выбрав категорию по душе Вы сможете найти действительно стоящие книги и насладиться погружением в мир воображения, прочувствовать переживания героев или узнать для себя что-то новое, совершить внутреннее открытие. Подробная информация для ознакомления по текущему запросу представлена ниже:

Возврат к Пушкину: краткое содержание, описание и аннотация

Василий Розанов: другие книги автора

Кто написал Возврат к Пушкину? Узнайте фамилию, как зовут автора книги и список всех его произведений по сериям.

В течение 24 часов мы закроем доступ к нелегально размещенному контенту.

Возврат к Пушкину — читать онлайн бесплатно полную книгу (весь текст) целиком

Возврат к Пушкину

Его еще нет, но его так хочется, этого возвращения. Правда, прошел уже

…суд глупца и смех толпы холодной, —

Читайте также:

  

• Приемы создания характеров в пьесе а п чехова вишневый сад сочинение

  

• Пока есть жизнь есть надежда сочинение

  

• Итоговое сочинение пробник 10 ноября

  

• Сочинение на тему пугачев злой или добрый

  

• Что такое сила духа сочинение по тексту гайдара

Материал к уроку осмысления жанра эссе. В.В. Розанов возврат к пушкину

Пушкин
— это покой, ясность и уравновешенность.
Пуш­кин —
это какая-то странная вечность. В то
время как рома­ны
Гете уже невозможно читать сейчас или
читаются они с
невыносимым
утомлением и скукою, «Пиковую даму»
или «Дубровского»
мы читаем с такой живостью и интересом,
как бы они теперь были написаны. Ничего
не устарело в
языке, в течении
речи, в душевном отношении автора к
людям, вещам,
общественным отношениям. Это — чудо.
Пушкин нисколько не состарился; и когда
и Достоевский и Толстой
уже несколько устарели, устарели по
самой нер­возности
своей, по идеям, по взглядам некоторым,
— Пуш­кин ни в чем не устарел. И поглядите:
лет через двадцать он будет моложе и
современнее Толстого, Достоевского.
Как он имеет в себе нечто для всякого
возраста, так (мы предчувствуем) в нем
сохранится нечто для всякого века и
поколения. «Просто — поэт», как он
и определил себя («Эхо») — на все
благородное давший благородный отзвук.
Скажите,
когда этому перестанет время, когда это
станет » не
нужно»? Так же это невозможно, как и
то, чтобы » утра­тили прелесть и
необходимость» березовая роща и
бегу­щие весной ручьи». Пушкин был
в высшей степени не спе­циален ни в
чем: и отсюда-то — его вечность и
общевоспитанность.

Пушкин всегда с
природою и уклоняется от человека везде,
где он уклоняется от природы. В самом
человеке он взял
только природно-человеческое — то, что
присуще мудрейшему
из зверей, полу -богу и полу- животному:
вот -старость,
вот — детство, вот — потехи юности и грезы
деву­шек, вот — труды замужних и отцов,
вот — наши бабушки. Все
возрасты взяты Пушкиным: и каждому
возрасту он ска­зал на ухо скрытые
думки его и слово нежного участия,
утешения,
поддержки. И все — немногословно. О, как
все коротко и многодумно! Пушкина нужно
«знать от доски до доски».

Купите-ка,
господа, сегодня своим детям Пушкина и
от­берите
у них разные «новейшие произведения»…
Уберите и крепко
заприте в шкаф, а еще лучше — ключ
потеряйте. «Новейшие произведения»
тем отмечаются, что польза от них
происходит только тогда, когда их
теряешь, забываешь у приятеля, когда их
«зачитывают» или, наконец, когда
ка­кая-нибудь
несгорающая «Анафема» (Л. Андреева)
наконец сгорает,
хоть при пожаре квартиры.

К Пушкину, господа!
— к Пушкину снова!

Ю. Айхенвальд Силуэты русских писателей

Ревет ли зверь в
лесу густом,

Трубит ли рог,
гремит ли гром

Поет ли дева за
холмом —

На всякий звук

Свой
отклик в воздухе пустом

Родишь ты вдруг.

Ты внемлешь грохоту
громов

И гласу бури и
валов,

И крику сельских
пастухов —

И шлешь ответ:

Тебе ж нет отзыва…
Таков

И ты, поэт!

В самом деле, он —
эхо мира, послушное и певучее эхо, которое
несется из края в край, чтобы страстно
отклик­нуться на все, чтобы не дать
бесследно замереть ни одно­му достойному
звуку вселенской жизни. Он больше
отзы­вался,
чем звал. Это именно потому, что он
истинный поэт. Всеотзывная
личность его была похожа на многострун­ный
инструмент, и мир играл на этой Эоловой
арфе, из­влекая из нее дивные песни.
Великий Пан поэзии, он чутко слышал
небо, землю, биение сердец — и за это мы
теперь слушаем его.

Но
быть эхом Вселенной не есть нечто
пассивное и ме­ханическое:
для того, чтобы ответить, надобно
услышать. И в этом послушании миру
сказывается глубокое мировоз­зрение,
происходит свободный выбор. То, что он
повторил, что
навеки удержал из текучей хаотичности
жизненного гула — это именно и есть то,
что заслуживает бессмертия; как раз это
и должно было остаться на свете, как раз
эти чистые
отклики и образуют мысль и музыку мира.

Это
души и деяний, внутренних и внешних
событий, про­шлого
и настоящего, Пушкин в своей отзывчивости
как бы теряет
собственное лицо. Но божество тоже не
имеет лица.

Сторукий богатырь
духа, Пушкин в своем пламенном любопытстве,
полный звуков и смятения, объемлет все,
всех видит и слышит, каждому отвечает.
Он сам сказал, что
душа неразделима и вечна, и он оправдал
это на себе. Ему
— дело до всего. Как бы не зная границ и
пределов, не ощущая далекого и прошлого,
вечно настоящий, всюду сущий, всегда и
всем современный, он в этой
сверхпространственности и сверхсовременности
переносится из страны в страну, из века
в век, и нет для него ничего ино­земного
и чужого.

Он верил в свои
нравственные силы, себя уважал. И это
находится в неизбежной связи с тем
важнейшим фак­том человеческой и
поэтической биографии Пушкина, что
всегда он был самим собою. Такой
подражающий, он в то же
время ни для кого не был внушением — даже
для самого себя;
даже себя не порабощал, и никто и ничто
его не гип­нотизировали. Пушкин никогда
не насиловал своей души. И поразительно,
до какой степени это мировое эхо было
вместе с тем незаменимо, до какой степени
этот всеподражатель был самодостаточен.

Пушкин — самое
драгоценное, что есть у России, самое
родное и близкое для каждого из нас; и
оттого нам трудно говорить о нем спокойно,
объективно, без восторга. Мы вспоминаем
эту дорогую кудрявую голову, мы повторяем
его стихи, мы знаем, что в степи мирской,
печальной и безбрежной, есть неиссякаемый,
животворный источник, где мы почерпаем
все новые и новые возможности мыс­лить
и чувствовать, где нам дается святое
причастие кра­соты.
Его стихи лепечут уста детей, и его же
стихи, не по­кидаемые
в стенах школы, на обязательных страницах
хрестоматий,
текут вослед за ними в продолжении всей
нашей
жизни и, «ручьи любви», навсегда
вливаются в наши взрослые
души. И так проходят годы, десятилетия,
прошло столетие
со дня его рождения и еще новые десятилетия,
а сам он не
проходит. Великий и желанный спутник,
вечный современник,
он идет с нами от нашего детства и до
нашей старости,
он всегда около нас и до нашей старости,
он всегда откликается на зов нашего
сердца, жаждущего пре­красных
откровений. Какое счастье!..

Соседние файлы в предмете [НЕСОРТИРОВАННОЕ]

• #
• #
• #
• #
• #
• #
• #
• #
• #
• #
• #

Предложите, как улучшить StudyLib

(Для жалоб на нарушения авторских прав, используйте

другую форму
)